Мировой масштаб, или Строительство новых АЭС в России и мире
1
В статье уважаемому читателю предлагается подумать о перспективах изменения модели общественных отношений, причем в недалеком будущем, формирующимся уже сегодня с наступлением тяжелого исторического этапа больших испытаний. Кризисная динамика сильно ускоряется даже не столько самой пандемией, сколько неадекватностью доминирующей сегодня идеологии консьюмеризма, что, безусловно, диагностирует серьезный системный недуг, стремительно приближающий момент неизбежной развязки…
Не было счастья... Похоже, что в наметившейся глобальной не слишком многообещающей перспективе тема альтернативного социодизайна становится все более уместной. Потребность такой дискуссии назрела в обществе уже давно, но стимулов для этого было маловато. Но последние события, взорвавшие Мир делают эту тему уже совершенной безотлагательной. Не знаю, что еще должно произойти, что бы заставило людей задуматься о собственном будущем…
Корневая проблема. И дело, конечно, не в самой пандемии. Да, коронавирус имеет просто более высокую летальность, чем обычный грипп (около 3%). Но, по большому счету, это само по себе не критично. Такими рисками мы обычно пренебрегаем, не задумываясь. Как получилось, что ничтожная угроза смогла оказать столь разрушительное влияние на мировую экономику?
На первый взгляд может показаться, что проблема в самой сущности рынка, который нуждается в постоянно растущем спросе. И если по каким-то причинам происходит падение, наступает стагнация. Сфера услуг, в которой сегодня задействована основная масса населения, банкротится. Сжимается денежное обращение. Обваливается ВВП.
А теперь давайте ответим на главный вопрос – почему падает спрос? Неужели потребители вдруг осознали пагубность консьюмеризма и решили сокращать потребление? Конечно, же - нет. А причина банальна – гипертрофированный страх за собственную шкуру. С таким подходом первобытному человеку не имело бы смысла даже вылезать из пещеры. Ведь снаружи повсюду подстерегают опасности. Это беспомощное коллективное оцепенение – результат гуманистического диктата и вытекающей из него сакрализации человеческого бытия. Следуя этому императиву, общество на глазах приносит в жертву собственному эгоцентризму все достижения цивилизации – экономику, прогресс, образование. Очевидно, что это путь деградации, то есть серьезная проблема, которую придется решать самым кардинальным образом.
И дело не в рынке как таковом. В классическом виде он прекрасно сочетается с механикой естественного отбора и не чувствителен к эпидемиологическим всплескам. С точки зрения типичного капиталиста, актив должен работать, несмотря ни на что, а остановка производства при наличии спроса – откровенное преступление. Безработица – лучший стимул к самоотверженному труду на благо эксплуататоров без оглядки на всевозможные болезни и риски. Освободившееся место тут же занимает новый желающий, так как очередь за воротами не заканчивается.
Разворот. Но сегодня все иначе. На дворе эпоха левого либерализма, который демонстрирует полнейшую беспомощность перед лицом даже не самых серьезных вызовов. И это важнейший сигнал, который дает уже сама природа, указывая на ту ахиллесову пяту современного человечества, что завела его развитие в тупик. Разворот неизбежен и будет происходить совершенно естественным образом. Излишне гуманные системы ждет скатывание в хаос, чему способствует непрекращающаяся паника, вызванная животным страхом, и непреодолимым желанием, во что бы то ни стало спасти собственную жизнь.
Развязка. Падение таких обществ и вытеснение более здоровыми социальными формами выглядит неизбежным. Кто-то может возразить, что, мол, у нас такое не пройдет. Типа, сильная авторитарная власть спасет. Как бы не так… В монетарной системе все зиждется на деньгах, а с этим скоро возникнут серьезные проблемы из-за низких нефтяных котировок. Да, и карантинная показуха не добавляет оптимизма, так как быстро разоряет самозанятых. А проблема явно затягивается, подобно удавке на шее простодушной жертвы самообмана. Возможен, конечно, сценарий эскалации какого-нибудь нового военного конфликта на Ближнем Востоке, чтобы взвинтить цены на углеводороды, но тогда придется воевать. А это тоже риски…
Власть, безусловно, делает все возможное, чтобы оттянуть развязку. Попытки установления тотального контроля над населением, безусловно, имеют большое будущее, но, как показывает практика, не спасают в критических ситуациях, когда события развиваются стремительно и совершенно непредсказуемо. Все решает случай и воля отдельных пассионарных групп. А такие всегда присутствуют в любом обществе и ждут своего часа.
Безнадега. Проблема нынешней власти в том, что она опирается на пассивное аморфное большинство с его праздно-потребительским ко всему отношением и полным безразличием к происходящим событиям. Да, системы контроля и подавления в такой среде прекрасно работают, но другой вопрос – к чему столько усилий и внимания? Массы и так послушны, чего не скажешь про пассионарный актив, по обыкновению тревожный и беспокойный, со своим собственным взглядом на вещи.
К сожалению, та иезуитская политика бесконечных дешевых заигрываний, примитивных маневров, манипуляций общественным сознанием, циничной эксплуатации патриотических чувств привела к тому, что в системе более не осталось «боеспособных» групп, которые бы лояльно относились к власти. Каждый лагерь оказался по-своему маргинализирован, обезглавлен и загнан в подполье. В результате любое реальное политическое движение сегодня относится к власти с подозрением и ждет не дождется ее краха. И это объяснимо. Нельзя бесконечно лавировать между непримиримыми противоположностями, чтобы, как говорится, и волки были сыты, и овцы целы. Так не бывает. Рано или поздно окончательно утрачивается доверие. Остается только враждебное окружение. Что мы, собственно, сегодня и наблюдаем…
Запрос. Возможен ли в таких условиях либеральный реванш? Да, безусловно. Оппозиция не преминет воспользоваться ситуацией и погонит голодные толпы в жертву очередной цветной революции. Но что это даст? Скорее всего, ничего кроме очередного витка хаоса и насилия по классическому образцу Февральской Революции.
А что дальше? Сможет ли рынок поднять разрушенную экономику? Вряд ли, особенно при условии, что внешней помощи ждать будет неоткуда. В руинах могут оказаться все одновременно. Любое экономическое чудо требует мощной ресурсной подпитки. А ее не будет. Нужен какой-то внутренний рычаг. Запрос на мобилизационную модель возникнет естественным образом.
Замкнутый круг. Может ли она возникнуть эволюционным путем из существующей системы? Однозначно, нет. Даже если допустить, что случится чудо и самые благие намерения вдруг завладеют умами первых лиц, нельзя забывать, что они, тоже вынуждены учитывать интересы своего ближнего доверенного окружения, от которого сильно зависят. А эти люди, в свою очередь, никогда не откажутся от тех привилегий, которые им предоставила интеграция страны в глобальную экономику, пусть и на самых невыгодных условиях.
Получается замкнутый круг. Авторитарный режим держится на высоком уровне доверия внутри приближенного клана, представители которого получают исключительные возможности в виде беспрецедентного административного ресурса, а это невероятные «конкурентные» преимущества в обход всех правил и законов. Да, без рынка такое сверх-обогащение просто невозможно. Если сравнить возможности советской партийной номенклатуры и сегодняшних олигархов в законе, то становится очевидно, что рынок им нужен как воздух, как естественная среда обитания. Поэтому сохранение этого статус-кво является необходимым условием и своеобразным «общественным» договором, от которого нынешняя власть не в силах отказаться, так как на нем зиждется внутриклановое доверие – единственная реальная скрепа постсоветской государственности.
Вопрос на засыпку. Но если не рынок, то, что тогда? Какие могут быть альтернативы? Практика показала, что их, в принципе, две:
- сталинская экономика
- клерикальная теократия.
Оба варианта предполагают элементы социализма в смысле ориентации на приоритет общественного, но не являются чисто левыми, так как во главу угла не ставится отдельный человек с его частными интересами, а культивируются какие-то высокие идеалы и масштабные цели. Интересно, какой из этих вариантов может оказаться более предпочтительным для наших реалий?
Сталинизм. Сразу хотелось бы отделить сталинскую экономику, которая в своем глубинном целеполагании имела великодержавный стержень от позднесоветского декаданса с его выраженным мелкобуржуазным консюмеризмом в глубинной основе, который, очевидно, не подходит для решения серьезных задач. Потребительское общество оказалось не способно поддерживать плановую экономику и та, стала пробуксовывать. Людям официально разрешили быть самими собой. И они, как и положено, ударились во все тяжкие, пытаясь жить на полную катушку, и скоро забыли про великие цели. Структурные связи быстро утратили жесткость, превратившись в вязкие шарниры. Система потеряла управляемость, маневренность, устойчивость. Упала эффективность.
Сталинизм же наоборот проповедовал культ нового человека (а точнее – советского сверхчеловека), задавал высокую планку, не позволяя обывателю расслабиться. Обществу навязывалась великая идея. Мечта водружалась на пьедестал, тем самым указывая путь в светлое будущее и подчиняя этой единой линии все текущие процессы. Внутренний порядок выстраивался, исходя из полезности и приверженности главной цели. И в этом смысле, несмотря на коллективистский характер, такая система, по сути, выглядит более правой, чем левой, так как маленький эгоистичный человечек в ней утрачивает свой космогонический статус. Он вынужден признавать важность приоритетов более высокого порядка и необходимость встраиваться в этот формат.
Теократия. Клерикальные режимы не одинаковы, но в большинстве своем отталкиваются от исключительности собственного вероисповедания и выстраивают экспансивные стратегии, которые нуждаются в демонстрации видимых результатов и успехов. Единственное серьезное отличие религиозного фундаментализма от тоталитарных светских режимов состоит в том, что верхушка управленческой пирамиды выходит за пределы физической системы. Это, безусловно, имеет как свои плюсы, так и минусы.
Положительный момент состоит в том, что трансцендентный характер власти несколько снижает напряженность связей, так как задачи ставятся не от лица зажравшихся элит, а по воле высших сил. Вроде как бы снимается проблема банальной эксплуатации. Человек старается, в первую очередь, для себя, для реализации собственных религиозных чувств, а церковно-властная вертикаль выступает необходимым физическим звеном метафизической системы.
И такая модель очень эффективна и работоспособна, но при одном условии – люди должны реально эти религиозные чувства испытывать. В противном случае они находят себя обманутыми, воспринимая происходящее как жесткую манипуляцию. В таком случае данная схема теряет смысл, так как быстро превращается в фарс.
Про нас... Можно ли говорить о перспективах теократии в наших реалиях? Как ни странно, да… У этого сценария есть определенный потенциал. Порядка 30% населения относят себя к верующим, что уже не мало. Но и это не предел. РПЦ имеет мощную и очень разветвленную структуру, в лоне которой сформировался духовно-интеллектуальны актив. Они в состоянии быстро нарастить «мускулатуру» и преумножить паству. Ну, и, наконец, самое главное – предлагается готовая социальная модель и отработанный общественный уклад. Конечно, остается вопрос взаимодействия с другими религиозными конфессиями (главным образом, исламом), широко представленными в стране. Да, придется искать какие-то пути компромиссного сосуществования. И, скорее всего, это не так уж и сложно по сравнению с более серьезными проблемами…
Синтез. Речь, конечно, о так называемом церковном мракобесии, то есть догматической основе религиозных учений. Как встроить в эту консервативно-реакционную основу прогрессивные императивы нового технологического уклада? Разделение ветвей религиозной и светской власти не выглядит эффективным решением. Должен быть какой-то их синтез. Это может быть духовное верховное правление по примеру Ирана или политическое влияние через парламентские институты, как в Израиле. А, скорее всего, необходимо найти какой-то принципиально новый прорывной вариант.
А если просто взять и скрестить ежа и ужа? Почему не возложить на церковь весь функционал госуправления? Есть сомнения? Возможно, это навязанные стереотипы… Не секрет, что орден иезуитов, тотально доминировал в мировой образовательной системе вплоть до XIX века. Да и политическая власть пап в средневековой Европе ни у кого вопросов не вызывала.
Конечно, это бы предполагало серьезную реформу самой церкви и даже в какой-то степени отказ од традиционного догматизма, так как актуальная повестка требует принятие фундаментальных основ научного позитивизма. Возможно, здесь не возникнет серьезных противоречий, так как продвинутые научные школы постепенно отходят от оголтелого материализма, что их сильно сближает с религиозными учениями. Другими словами, даже в такой специфической нише определенные перспективы у религиозно-светской интеграции все-таки есть.
О главном… В любом случае рано или поздно культ научного прорыва должен занять свое сакральное место в пантеоне общественный ценностей. И не важно, на какой платформе он будет выстраиваться (религиозной или светской). Опыт Союза показал, что обаянию научно-атеистической эстетики подвержены только чувствительные к данной проблематике социальные прослойки – так называемый творческий класс. Они, в самом деле, верят в научный прогресс, обожествляют процессы познания, разделяют идеалы высокой морали и в какой-то степени живут всем этим.
Что касается, остальных, то высокие материи их мало интересуют. Они выгадывают во всем какой-то свой приземленный интерес. В больших системах не сложно затеряться, имитируя кипучую деятельность и параллельно прихватывая какие-то блага и ресурсы, чем, собственно, советское общество в большинстве своем и занималось. И в этом проблема атеистического материализма, заложенного в основу общественного уклада. Он узко рационален и потому не способен поддерживать нормы морали вне досягаемости аппарата насилия, который, как известно, панацеей не является. В конце концов, расчет только на сознательность.
Простое правило. Можно уже принять, как данность, что страна (да, и, наверное, мир в целом) входит в новую кризисную фазу, которая предполагает переход в режим мобилизации общественных сил. На различных политических платформах неизбежно будут возникать структуры, явно тяготеющие к тоталитарно-центрическим формам коллективизма, когда приоритет общественного значительно превозносится над частными интересами. Главный вопрос – какая организационная методология окажется наиболее эффективной?
Похоже, что главный критерий здесь – уровень сознательности населения или попросту средний IQ, которые можно считать количественным выражением качественных ментально-поведенческих особенностей, отражающих склонность к саморазвитию. Если он высокий, то светские институты выглядят более предпочтительными, в противном случае религиозный догматизм пока незаменим, что ярко демонстрирует Ближний Восток на протяжении уже очень продолжительного периода времени.
Да, активное сознание – важный мировоззренческий аспект, так как это, в первую очередь, ответственность – источник целостных мыслеформ, направленных на созидание, экспансию, прогресс. В свете относительно недавних по историческим меркам геополитических раскладов, когда мир еще был поделен глобальными игроками на несколько империй, такая ментальность сформировалась в метрополиях, тогда как на перифериях, где процветало откровенное рабство, возник иной упрощенно-инфантильный тип, не склонный к излишней рефлексии.
В итоге, вырисовывается очень простая схема. На территориях бывших имперских центров преобладают наиболее самоорганизованные социальные формы, которые вполне способны к интеграции на основе здравого смысла и светской морали. При этом в остальном мире продолжает доминировать колониальное сознание, где религиозный фундаментализм просто необходим для здорового функционирования социального организма.
Две России. Наша страна, будучи наследницей великой империи, в этом разрезе не является монолитной, так как включает обе компоненты, что сильно усложняет разработку социодизайна. Одни и те же подходы для этих двух Россий (условно Европейской и Азиатской) не применимы. И эта проблема уже очень четко проявляется. На фоне продвинутых столичных центров «цивилизации» периферия выглядит просто другой планетой, архаичной и реакционной. На территориях распространения ислама уже возникают локальные теократические структуры. И, скорее всего, это лишь начало тренда. Достаточно вспомнить приход во власть Братьев Мусульман в Египте, чтобы понять, насколько подобный сценарий реален для любой территории из числа бывших колоний.
На обсуждение… Получается, что для нас просматривается смешанный конфедеративный сценарий, когда в рамках одной страны возможны как светские, так и клерикальные формы управления. Но насколько это реалистично? Думаю, вполне. Штаты – отличный пример, когда в 200 км от Нью-Йорка в Пенсильвании раскинулась страна амишей с архаичными и очень жестокими средневековыми законами. Единственное, что независимо от конкретных организационных вариаций необходимо во все имеющиеся форматы встроить в какие-то сквозные императивы, нацеленные на научный прогресс и технологичность…
Хотелось бы вынести на обсуждение идею конфедеративного объединения в рамках единой государственной системы различных по своей природе светских и теократических форм, объединенных на интегральной платформе высоких достижений и общих стратегических целей развития фундаментальной науки и технологий. По результатам обсуждения будет определена тема следующего выпуска…
