Морально-этическая

Итак, можно (примерно) предположить, что «постсоветский мир» закончится где-то в середине 2030-2040 годах. Собственно, он уже начал «заканчиваться» – в том смысле, что чем дальше, тем актуальнее становятся вещи и процессы, которые еще лет двадцать казались давно уже «вышедшими в тираж». (Начиная с гонки вооружений и заканчивая обнищанием трудящихся.) Тем не менее, до сих пор еще мало кто понял, насколько локальным и аномальным является весь тот опыт, которым мы так привыкли гордиться – и который, якобы, является следствием всей «большой работы человечества». Хотя, точнее, этот самый опыт выступает не «следствием работы» – а отрицанием этой самой работы, результатом господства «утилизации» вместо создания. Пускай и закономерным с исторической точки зрения.

Впрочем, наверное, не надо говорить, что подобное признание – перечеркивающее практически всю предыдущую жизнь позднесоветских/постсоветских поколений – невозможно. Однако оно и не нужно – поскольку история никогда не спрашивает «признаний» перед тем, чтобы отправить на свою свалку ту или иную «сущность». В том числе и указанные «идеалы поколений» – по иронии судьбы, созданные на основании… отрицания самой истории. А ведь именно эту цель провозгласили в свое время пресловутые «яппи», породившие собственную «общественную мысль» в лице многочисленных «модных философов». (Среди которых Фукуяма был всего лишь одним из многих.) И, если честно, какая это была блестящая конструкция – настоящий гимн человеческой предприимчивости и активности! Как очевидным казалось тогда то, что человеческое развитие двигают исключительно пресловутые «атланты»-бизнесмены – которые в силу своих «естественных отличий» способны сотворить гораздо больше пользы, нежели миллионы тупых «быдланов»! Каким щедрым «золотым дождем» орошала эта мысль головы потенциальных магнатов – выражавшихся о неисчислимом количестве популярных книг «Как стать миллионером», разного рода тренингов и коучей…

Но золотое сияние неолиберальной мечты давно уже потускнело, стало понятно, что тренеры и коучи – это банальные «разводилы», наподобие базарных цыган, только «рангом» повыше, а книги о том, «Как стать богатым», пишут в основном писатели-неудачники по заказу крупных издательств. Да и вообще, чем дальше – тем яснее становится, что пресловутые «социальные лифты» сейчас поднимают только тех, кто сумел родиться в «правильной семье». (Это в СССР могли издевательски шутить на тему: «… а генералом ты быть не сможешь, поскольку генерала есть свои дети». Теперь же подобные высказывания вызывают смеха не больше, нежели ежедневный восход Солнца.)

Разумеется, подобное прозрение несет отрицательный заряд – лишая людей надежды на будущее, и тем самым увеличивая рост продаж антидепрессантов и транквилизаторов. (Уже и марихуану начали массово легализовать – поскольку традиционные средства не справляются.) Но, одновременно с этим, указанные изменения имеют и положительную сторону – разумеется, не такую заметную, как исчезновение надежды войти в «расу господ». Однако с исторический т.з. гораздо более ценную. Речь идет вот о чем: в то время, как возможность поднятия на высшие ступени иерархической пирамиды казалась реальной, многие люди открыто стали «исповедовать» принцип «этической рациональности». Проще говоря, стали считать, что для того, чтобы стать (условно) богатым, можно или даже следует отбросить все этические ограничения. Поскольку «победителей не судят».

На самом деле тут все выглядело логично: попадая «наверх», человек менял «среду» своего обитания, и вся нарушенная ранее «карма» его больше не касалась. (Скажем: был некто бандитом – его не любили и боялись. Но став депутатом, этот «некто» оказывался в мире, с его прошлым «бандитизмом» не соприкасавшимся. И все – плохая репутация «обнулялась»: разумеется, некие слухи о прошлом в «депутатскую среду» могли доходить, но никакой силы они не имели.) Разумеется, многим данная попытка не удавалась – и вместо чиновных кресел они попадали в тюрьму, спивались и снаркоманивались, а то и оказывались на местном кладбище. Но их судьба рассматривалась, как «естественная плата» за подобные «лифт», и особо не акцентировалась. Считалось, что так и должно быть – и что им-то (т.е. считавшим) обязательно повезет.

Ну, и самое главное: данная ситуация неизбежно вела к тому, что подобные деструктивные тактики поведения стали считаться наилучшими во всех слоях общества. Нет, прямо никто не декларировал что-то вроде: воруй, «кидай», обманывай – однако неявно все понимали, что путь к успеху лежит именно через это. Ну, может быть, только с прямо запрещенными Уголовным Кодексом вещами осторожничали – хотя это кто как. (Скажем, недавно арестованному сенатору вменяют организацию убийств.)

Впрочем, тут сразу стоит сказать, что данная особенность не являлась исключительно российской – или, хотя бы, постсоветской. (Чтобы не обвинили в русофобии.) Нет, разумеется, такого разгула деструкции, которые был на постсоветском пространстве, другие развитые страны не знали. Для них подобное свойство бытия проявлялось более «деликатно» – например, через идею обмана («манипуляции»), как лучшего способа коммуникации с коллегами и клиентами. Или, скажем, через не раз помянутое стремления к замене реальной работы пресловутыми презентациями в науке и технике. Или через рост спекулятивной направленности большей части бизнеса – ставшей очевидной еще во времена «доткомов». (Т.е., стремление к максимизации биржевой стоимости компаний – вроде того, чем занимается пресловутый Маск.) Подобная «утонченная деструкция» оказывается еще более опасной, нежели грубое и неуклюжее «новорусское воровство» – хотя бы тем, что не вызывало (и до сих пор не вызывает) особого опасения. Хотя реально этот процесс уже привел к тому, что ложь в «развитых странах» давно уже перестала считать серьезным «грехом», охватив практически все общество.

В общем, тут можно было бы еще раз схватиться за голову, и простонать о том, что «человечество обречено». (Как это любят делать консерваторы.) Однако, как уже было сказано, время торжества подобных деструктивных тактик имеет свой конец. Разумеется, сейчас это может показаться неправдоподобным: как это, честный человек будет считаться более «приспособленным», нежели лжец; а работать будет считаться более выгодным, чем воровать? Но на самом деле ничего удивительного тут нет – разумеется, если отбросить реальности недавнего прошлого и обратиться к истории. Ведь практически во всем ее течении те же воры и грабители традиционно находились внизу «социальной пирамиды», поскольку ограбить «барина» было проблемно, а с крестьян – что брать? (Казнокрадов это, конечно же, не касалось – но какова была вероятность у среднего человека стать казнокрадом?) То же самое можно сказать и про обман: какой смысл крестьянину или рабочему было обманывать соседа? А хозяина – так просто не обманешь, на него работает вся государственная машина, которая чуть что – и отправит хитреца на каторгу… (Именно отсюда проистекало, кстати, мифическое представление о «природной честности» крестьянина среди «прогрессивной интеллигенции». Хотя, разумеется, при возможности безнаказанно обмануть ближнего, селяне делали это весьма охотно.)

Так и теперь: чем дальше, тем слабее становится возможность «нагреть систему» – введение всеобщего контроля над «чернью» возвращает нас в позапрошлый век. (Когда, кстати, умудрялись обходиться без пресловутых камер наблюдения и big data.) А вот «переход на верхний уровень» напротив, становится все сложнее. Что серьезно ослабляет «горизонтальную конкуренцию», и создает предпосылки для возрождения солидарных отношений. Да, этот процесс крайне не прост – поскольку за период «торжества яппи» практически все имеющиеся механизмы общественной солидарности были утрачены. (По той простой причине, что они не имели практической ценности и в «безопасном обществе» 1960-1970 годов, и в последующим за ним «мире социальных лифтов» 1980-2010.) Поэтому, разумеется, не стоит ожидать быстрого их возвращения. Однако движение общественного сознания будет осуществляться именно в этом направлении. Тем более, что по мере приближения к Третьей Мировой войне самой буржуазии потребуется усиление «общественной солидарности» – разумеется, в своих целях, но сути это не меняет…

В общем, человечество ждет интересное явление – «реморализация», которая будет выглядеть, как возврат к «традиционной морали». Хотя ни к какой «традиции» отношение это явление не имеет – и определяется описанными выше процессами. И, конечно же, сейчас трудно сказать, когда это явление выйдет на «финишную прямую» – т.е., станет ли конструктивность и солидарность ценностями до начала войны, или же во время/после нее. Впрочем, в любом случае, пресловутые «ценности 1990 годов» – они же «ценности свободы», «ценности индивидуализма» и прочее «избавления от совка» – через некоторое время будут неизбежно сданы в утиль. (Как уже было сказано в начале поста – вместе с «бесценным опытом» этого времени.)

Возвращение масс в политику 

Наверное, если бы требовалось назвать отличительные черты политики последних тридцати лет одним словом, то это слово было бы – «элитарная». Не в том смысле, что она какая-то лучшая, особо качественная – а в том, что основную, а точнее, единственную роль в ней играют элиты. А массы если и участвуют – то исключительно в качестве «статистов», обеспечивая внешнюю легитимность (именно внешнюю) указанной системы. Причем, касается этот момент не только пресловутого опускания бюллетеней в урны – по традиции именуемого «выборами» – но и более масштабных вещей. Например, таких известных политических событий, как «цветные революции». (Известных на постсоветском пространстве, как «оранжевые революции».)

Напомню, что первым «оранжадом» стали вовсе не события на Украине в 2004 году, а т.н. «Бархатная революция» в Чехословакии 1989 года. Когда «вышедшие на улицы массы» с радостью «заменили» социалистическое устройство страны капиталистическим. Впрочем, как уже говорилось, слово «революция» тут не даром упоминается в кавычках, поскольку никакой революции в классическом смысле – т.е., борьбы народных масс с властью – в «Бархатной революции» не было. Указанный «переход к капитализму» был решен чехословацкими властями заранее – и «вышедшие массы» были нужны политикам и иным представителям «социалистической элиты» лишь для того, чтобы «сохранить лицо». (В том смысле, чтобы показать, что не они с радостью выбросили давно уже ненавистный им социализм, а сделали это под давлением обстоятельств.) Именно поэтому никакого сопротивления «восставшим» не было – а сама «революция» напоминала, скорее, праздничные гуляния, нежели восстания прошлого.

Собственно, то же самое можно самое можно сказать и про любые другие варианты «цветных революций», включая самую главную из них – знаменитый «августовский путч» в Москве. Разумеется, сейчас сложно сказать, были ли среди пресловутых «гэкачепистов» люди, хоть как-то верящие в успех своего «предприятия». Однако тот факт, что они не предпринимали никаких решительных действий не только в плане борьбы с «демократической оппозицией», но и вообще, в плане установления собственной гегемонии в стране, однозначно свидетельствует о том, что ничем, за исключением  «организованной сдачи в плен», эта «операция» не была. (Ну, возможно, все «пенки» с этого изначально должен был получить Горбачев, а не Ельцин – но сути это не меняет.)

Впрочем, вне зависимости от  того, кто получал выгоду с подобных событий, был в них один неизменный «пострадавший». А именно – те самые народные массы, которые своими действиями легитимизировали «революции». Иногда это «страдание» было временным – как это было в той же Чехии или Польше, где присоединение к ЕС позволило даже повысить уровень жизни за счет прямой поддержки. (Что, впрочем, не уменьшает проблем в будущем – когда износ инфраструктуры станет критическим, а «еэсовская» поддержка сойдет на нет. ) Но чаще – постоянным, как это произошло на постсоветском пространстве. Впрочем, как известно, тут «августом 1991 года» «цветные революции» не кончились – скорее, наоборот, они положили начало непрерывных изменений. (Скажем, на Украине в 2004, 2014 году.) Но все это вело исключительно к одному – к улучшению положения «лучших людей» за счет массового обнищания.

То есть – и «конвенциальная» политическая деятельность, связанная с выборами (и тому подобными «официальными» политическими процедурами), и деятельность «неконвенциальная», вроде упомянутых выше «цветных революций» – в постсоветском мире оказывалась всегда связанной с интересами элит и разногласиями между различными «элитарными группами». Подобная ситуация, разумеется, не могла не породить и соответствие представления – согласно которым пресловутые «массы» могут выступать только послушным орудием в руках «хозяев». Эта идея выражалась по-разному: согласно одним вариантам ее проявления, массы никогда не имели своей субеъктности, всегда следуя воле «лучших». (Эта концепция лучше всего выражается в пресловутой «теории заговоров», согласно которой все мировые события выступают ни чем иным, как следствием задумок различных «элитарных групп».) Согласно другим – данное состояние стало возможным только в последнее время, в связи с развитием т.н. «технических средств манипуляции». (Среди которых магическое значение придавалось телевиденью – выступавшему в качестве «абсолютного оружия» властителей.)

Впрочем, основной смысл всего этого был одним: «творить историю» никакие массы (больше) не могут, данное действо – удел немногих избранных. В подобной ситуации даже коммунисты вынуждены были признать необходимость пресловутых «вождей». (Помню, лет десять назад главным аргументом в оправдание своего бедственного положения у них была мысль о том, что «Сталина сейчас нет».) Впрочем, тут их позиция выступала практически один к одному отражением позиции антикоммунистов – для которых все великие революции прошлого были следствием некой подрывной деятельности «отдельных лиц». (Любимая идея антикоммунистов состоит в том, что если бы Николая Второй повесил Ленина, то никакого 1917 года бы не было.)

Ну, а будущее в рамках подобной картины могло существовать только в одном «обличии»: как общество «железной пяты», т.е. полного контроля, где «хозяева жизни» держат в своих руках все «нити» общественных отношений. В общем –полный Торманс, который может быть разрушен только прилетом инопланетян. (Или же каким-то иным, «сверхестественным» образом – вроде появления уже помянутого «великого вождя», который сможет поднять народ правильным образом, и установить вместо имеющегося Ада Рай.) Подобная идея – с усилением контроля над людьми и обретением «вышестоящими» свойств неких «неземных существ», неподсудных «черни», кажется очевидной и по сей день

Но так ли это? В том смысле, что неужели история действительно остановилась, замерев навечно под «железной крышкой» олигархической диктатуры? Помочь понять это может изучение истории. А именно – знание того факта, что указанная уверенность в вечности существующих отношений, а так же  в том, что мировая история творится только «лучшими людьми», уже была господствующей в мире. Причем, это господство продолжалось тысячи лет – практически до начала позапрошлого века. Но затем она (эта уверенность) была буквальным образом «взорвана» начавшимися выступлениями угнетенных классов. Причем,  если ту же Великую Французскую революцию и последующую серию буржуазных революции XIX столетия еще можно было как-то объяснять с т.з. идеи «заговора» (масонов, карбонариев или иных «тайных обществ»), то с рабочим движением, а уж тем более, с Русской Революцией 1917 года делать этого было уже нельзя…

Хотя, конечно, делали – но эта «теория» оказывалась полностью неработоспособной. (Предсказать чего-либо на ее основании было нельзя – а уж о каких-либо действиях тут говорить вообще смешно.) Поэтому пришлось скрепя сердце признать, что «чернь» действительно может быть «политическим субъектом». И даже попытаться начать манипулировать «восставшими массами» – пытаясь загнать их обратно в стойло. (Причем, создав специальную «науку»: психологию масс.) Однако получилось плохо. В том смысле, что наиболее «продвинувшиеся» в подобных манипуляциях фашисты оказались жестко завязаны на абсолютно деструктивные программы. Приведшие в конечном итоге к их вступлению в Мировую войну – ну,  и закономерному краху. (Причем, в войну вступил не только помешанный на этом Гитлер, но и гораздо более «мирный» Муссолини.)

Разумеется, разбирать проблемы фашизма и его историческую обреченность, надо отдельно. Тут же можно только указать на то, что его судьба прекрасно показала, какова вообще возможность «манипуляции» и как она – эта «манипуляция» – в реальности воздействует на общество. (Охватывая не только тех, кем манипулируют, но и тех, кто манипулирует – причем, вторых гораздо сильнее.) Впрочем, как было сказано выше, тут заниматься этим нет смысла, можно только сказать, что с завершением «фашистского проекта» влияние масс на «элиты» только усилилось. Это же, в свою очередь, привело  к тому, что последние получили минимум необходимых благ. То есть – массы «прогнули» элиты в свою сторону. И… потеряли к этому интерес.

В том смысле, что за пределами этого самого «минимума» отдельные представители «народа» оказались не способными прийти к некоему консенсусу. (Т.е., установить свои интересы, как интересы достаточно большой группы людей, способных воздействовать на имеющуюся государственную структуру.) Это привело к разделению их на «микрогруппы» – пресловутые «меньшинства», каждое из которых имело свою цель, а то – и на отдельных индивидов. Подобное разделение лишило массы не только субъектности – но и самой сущности. (Т.е., говоря «массы» в настоящее время, мы имеем просто «арифметическую» совокупность отдельных личностей.) Последнее же позволило «элитам» – а на самом деле, просто группе представителей правящих классов – обрести прежнюю «власть», что и было проинтерпретировано, как исчезновение «политики масс». (В впоследствии – как ее полная невозможность, в рамках чего та же Революция 1917 года стала «элитарным заговором».)

То есть – возникновение и исчезновения «политики масс» было напрямую связано с возможностью установления упомянутого выше «консенсуса», некоего общего «минимального интереса», способного объединить множество людей в единый «громящий кулак». В том смысле, что когда этот «интерес» был – т.е. когда у людей не было некоего необходимого для всех количества благо – то была и «массовая политика». А когда эти блага появились – то «массовая политика» исчезло. Но ведь, как уже не раз говорилось, данный «социальный минимум» с самого начала выступал следствием аномальной «социалистичности» мира, возникшего после Второй Мировой войны. Которая противоречит «нормальному» течению капиталистического мира, характеризующемуся обратным: уже не раз помянутым процессом «абсолютного обнищания трудящихся». Поэтому начиная с момента гибели СССР  – после чего начался демонтаж этой самой «социалистичности» с вместе с возвращением указанного обнищания – возвращение масс в политику стало неизбежным.

Ну, а о том, что все это значит, надо говорить отдельно…