«Русский раб, подаренный мне Сталиным»

25 января 1946 года закончивший свою миссию в СССР и покидавший Москву британский посол Арчибальд Кларк Керр встретился со Сталиным. Отец советских народов на прощание подарил послу, к которому относился с большой симпатией, черную икру, коньяк и свою фотографию с надписью «Другу Советского Союза лорду Керру». Но, как писал сам дипломат, «самым прекрасным из этих подарков был молодой советский гражданин».

«Надо иметь данные разведки»

В начале марта 1942 года в СССР прибыл новый посол Великобритании Арчибальд Кларк Керр. В то время этот шестидесятилетний шотландец по праву считался одним из опытнейших британских дипломатов. Он начал службу в Министерстве иностранных дел в 1906 году, работал в разных странах Европы, Азии, Африки, Латинской Америки и Соединенных Штатах. А перед назначением в Советский Союз представлял свою страну в воюющем с Японией Китае, где смог установить доверительные отношения с генералиссимусом Чан Кайши, считавшимся очень трудным партнером по переговорам. Так что для налаживания взаимопонимания с не менее, если не более сложным Сталиным он подходил как никто другой.

Атмосферу в Куйбышеве, куда осенью 1941 года из Москвы эвакуировали иностранные дипломатические миссии, Керр счел удручающей. В запасной столице СССР ощущался недостаток во всем — от площади для размещения посольств до получения самых необходимых в быту предметов. Единственное развлечение — ежевечерние посещения спектаклей эвакуированного туда же Большого театра — быстро наскучило новому послу Великобритании. К тому же его везде и всюду сопровождали сотрудники НКВД, что отнюдь не улучшало его мировосприятия.

Настроение посла портили и другие обстоятельства. Его жена, которая была моложе Керра на 29 лет, привыкшая к комфорту дочь чилийского миллионера, не выдержала сложностей жизни с ним в Китае и оставила его. Так что в новой и чужой для себя стране Керр оказался в одиночестве. А встреча со Сталиным, от успеха которой полностью зависело будущее всей его миссии, все откладывалась и откладывалась.

Он лично больше верит в послов, чем в разведку

Сталин принял его в Москве 28 марта 1942 года, и благодаря тому, что Керр безудержно льстил «одному из великих деятелей нашего времени», тон беседы вскоре стал вполне доброжелательным. А сам Керр в докладе в Лондон писал, что это было добродушное «противостояние двух старых разбойников». Но пути к взаимопониманию были проложены. Обсудив разнообразные актуальные и не очень вопросы, Сталин перешел к главному — взаимному доверию между союзниками. В записи беседы говорилось:

«Слишком открыто англичане говорят о некоторых делах, о которых следовало бы молчать. Например, в бытность Идена (министр иностранных дел Великобритании.— "История") в Москве перед русскими был поставлен вопрос о совместных действиях в районе Петсамо и Киркинеса в Сев. Норвегии.

Но, видимо, кто-то говорил лишнее, и через 3 дня об этом стало известно финнам, и мы вынуждены были отказаться от предложенной операции. Хорошо бы, чтобы такие вопросы не просачивались, тогда кооперация между нашими странами станет более тесной.

Керр говорит, что он слышал об этом от МакФарлана (глава британской военной миссии в СССР.— "История"). Были приняты меры, чтобы найти виновных в разглашении этого вопроса.

Тов. Сталин говорит, что виновных нет. Не годится метод работы, не годится демократия в таких вопросах».

Шла речь о честном обмене секретными данными. Сталина беспокоило то, что он не обладает всей полнотой информации о планах Швеции и Турции: вступят они в войну на стороне Германии или нет? Керр обещал передать просьбу Сталина о Швеции своему правительству. А об обсуждении турецкого вопроса в записи беседы отмечалось:

«Керр говорит, что он охотно запросит мнение английского посла для тов. Сталина.

Тов. Сталин отвечает, что он очень извиняется, но по опыту он знает, что послам свойственно преувеличивать хорошие качества того правительства, при котором они аккредитованы и с которым они долго работали. По крайней мере, наши послы страдают этим недостатком. Надо, конечно, запросить посла в Анкаре. Но надо иметь данные разведки. Важно иметь мнение правительства.

Керр отвечает, что он лично больше верит в послов, чем в разведку. Он обещает, что тов. Сталин получит самое компетентное мнение по этому вопросу на основании всех источников, которыми располагает английское правительство».

Но можно ли было верить самому послу Керру?

«Весь персонал дипмиссии заменили»

Нет сомнений в том, что задержка с приемом у Сталина не была случайной. К послу пристально присматривались, причем не только с помощью ходивших за ним сотрудников НКВД. 6 октября 2013 года в программе «Вести недели» на телеканале «Россия 24» рассказывалось:

«В 1942-м с прибытием в Москву британского посла Арчибальда Керра весь персонал дипмиссии заменили на молодых красавцев — на Лубянке знали слабость барона к сильному полу. Чего только стоили его рисунки премьер-министра Черчилля без штанов. Неизвестно, какую пользу советской разведке принес русский повар британского посольства, но чувства британца завербованный молодой человек зажечь сумел».

Насколько эта информация соответствует действительности, судить трудно. Во всяком случае, титула барона Керра удостоили только в 1946 году. Но он действительно очень скоро сделал своим камердинером советского гражданина с довольно странной для того времени биографией.

Евгений Йост называл себя поволжским немцем. Однако 28 августа 1941 года был принят, а 2 сентября 1941 года опубликован указ Президиума Верховного совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья», в котором говорилось, что «среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, населенных немцами Поволжья». И предписывалось:

«Во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьезных кровопролитий Президиум Верховного Совета СССР признал необходимым переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы…

Для расселения выделены изобилующие пахотной землей районы Новосибирской и Омской областей, Алтайского края, Казахстана и другие соседние местности.

В связи с этим Государственному Комитету Обороны предписано срочно произвести переселение всех немцев Поволжья и наделить переселяемых немцев Поволжья землей и угодьями в новых районах».

Так что в марте 1942 года поволжский немец Йост должен был находиться очень далеко от Куйбышева. И не мог оказаться там и тем более на работе в британском посольстве без ведома властей. Понимал ли это посол, можно только гадать. Но за время пребывания Керра в СССР Йост сделал в посольстве Великобритании головокружительную карьеру. Из камердинера он стал дворецким посла, а затем — его личным секретарем.

«Получить четырех жен, не для себя»

За годы войны советско-британские отношения переживали и лучшие и худшие моменты. Но Керр всегда старался сгладить острые углы, и Сталин продолжал относиться к нему с неизменной доброжелательностью. Поэтому, когда посол в начале 1946 года получил новое назначение, принять его с прощальным визитом советские руководители согласились без промедления.

24 января 1946 года Керр встретился с наркомом иностранных дел СССР В. М. Молотовым.

«Молотов,— говорилось в записи их беседы,— поздравляет Керра с присвоением ему титула лорда.

Керр благодарит за поздравление и говорит, что у него не было выбора.

Керр заявляет, что сегодня печальный день для него, так как он в последний раз видит кабинет Молотова, в котором он провел столь много приятных и неприятных часов».

Посол рассказал наркому о своем новом назначении. Министр иностранных дел Великобритании Э. Бевин поручил ему стать посредником в переговорах между голландцами и индонезийцами о будущем Индонезии. А после выполнения этого поручения Керру предстояло занять один из самых важных посольских постов:

«Керр говорит, что теперь он хотел бы рассказать о своей будущей работе. Он просил бы Молотова держать это в секрете до тех пор, пока не будет опубликовано соответствующее сообщение. Он, Керр, получил назначение в качестве посла в Вашингтоне».

Он, Керр, хотел бы получить одного молодого человека из этих 100 миллионов

Как оказалось, новый барон Инверчепел хочет получить от советских руководителей прощальный подарок. И после разговора о румынских делах, где позиции недавних союзников расходились, посол перешел к изложению своей просьбы.

«Керр говорит, что до своего отъезда он хотел бы получить от Молотова подарок — четырех жен, не для себя, а для тех британских граждан, которые были сотрудниками британского посольства и женились на советских гражданках. Если Молотов хочет, чтобы он, Керр, уехал в хорошем настроении, то он просил бы Молотова содействовать выезду 4-х советских гражданок, фамилии которых он, Керр, пришлет Молотову.

Молотов обещает выяснить этот вопрос».

Просьба действительно была не из разряда простых. Советское правительство запретило выезд советских граждан на постоянное жительство за границу. И после подобного исключения для Керра другие посольства могли более обоснованно и настойчиво просить о выезде других жен иностранцев из СССР.

Однако вопрос о женщинах, как оказалось, был пробным шаром. Не получив отказа, Керр перешел к своей главной просьбе:

«Керр говорит, что, когда он был в Лондоне, ему сказали, что население Советского Союза составляет 193 милл. человек, из которых около 100 милл. составляют люди моложе 28 лет. Он, Керр, хотел бы получить одного молодого человека из этих 100 миллионов. Он хотел бы его взять с собой сначала на Яву, а затем в Вашингтон, по прибытии куда он, Керр, позаботится о том, чтобы этот советский гражданин зарегистрировался в советском посольстве. Он, Керр, сильно нуждается в этом молодом человеке. Он, Керр, стареет, и ему нужен массаж для восстановления жизненных сил. У этого молодого человека, о котором он, Керр, говорит, оказались магические руки массажиста. Керр спрашивает, что Молотов думает по этому поводу.

Молотов отвечает, что он не думал об этом, так как он впервые слышит об этом от Керра. Молотов обещает выяснить этот вопрос».

«Это тоже можно устроить»

За годы пребывания в СССР Керр досконально изучил всю механику принятия решений высшими руководителями страны. Молотов, естественно, доложил о просьбах посла Сталину, тот все обдумал, и на следующий день, 25 января 1946 года, когда вождь принимал Керра, ответы на его просьбы были уже готовы. Но прежде, чем высказать их Сталину, опытный дипломат решил подготовить благоприятную почву. Рассказав о том, с каким сожалением он покидает Москву, Керр напомнил генералиссимусу об их первой встрече.

«Он, Керр,— говорилось в записи беседы,— очень хорошо помнит свою первую встречу с Генералиссимусом Сталиным в бомбоубежище Кремля. Он, Керр, был очень благодарен немцам за то, что они устроили тогда налет на Москву, потому что благодаря этому он, Керр, имел возможность беседовать с Генералиссимусом Сталиным в течение 2,5 часов».

Генералиссимус Сталин обещал дать ему, Керру, звание князя и княжество на Кавказе

А немного позднее напомнил еще об одной, намекая, что на ней было немало выпито:

«Керр говорит, что во время одного из приемов — это было уже в 4 часа утра — Генералиссимус Сталин обещал дать ему, Керру, звание князя и княжество на Кавказе. При этом Генералиссимус Сталин заметил, что к лицу Керра очень пойдет корона. Черчилль помнит об этом и как-то спрашивал его, Керра, не получил ли он уже княжество. Он, Керр, однако, не рассматривает это как обязательство со стороны Генералиссимуса, но есть одна вещь, которую он хотел бы получить в подарок перед своим отъездом. Он уже говорил об этом Молотову. Речь идет о выезде из Советского Союза четырех жен британских подданных. (При этом Керр вручил Павлову список фамилий этих четырех советских гражданок)».

Просьба была высказана так, что кавказский человек просто не мог отказать. Поэтому Сталин не отказал послу, а высказал свои сомнения в целесообразности выполнения его просьбы:

«Тов. Сталин говорит, что некоторые из жен британских подданных, уехавшие из Советского Союза, снова вернулись в Советский Союз.

Тов. Молотов замечает, что из этих жен в Советский Союз вернулась одна, а другая не может найти в Лондоне своего мужа, который ее бросил.

Керр говорит, что мужья иногда убегают от своих жен, и это случается даже в высокопоставленном обществе. Он, Керр, был бы очень благодарен, если бы был разрешен выезд четырем женам, мужья которых постоянно надоедают ему своими письмами».

«Тов. Сталин,— говорилось в записи беседы,— отвечает, что это можно устроить».

Согласие на выезд Йоста было получено еще быстрее:

«Керр говорит, что теперь он хочет обратиться к Генералиссимусу Сталину с просьбой дать ему взаймы одного молодого человека — советского гражданина. Как он, Керр, говорил уже Молотову, этот молодой человек является прекрасным массажистом, в котором он, Керр, сильно нуждается.

Тов. Сталин отвечает, что Молотов ему уже об этом говорил, и заявляет, что это тоже можно устроить».

И тут произошло то, что в СССР в то время вообще нельзя было себе представить. Послу, по сути, предложили забрать Йоста навсегда:

«Молотов спрашивает, желает ли тот гражданин, о котором говорит Керр, выйти из советского гражданства».

Но Керр либо не был готов к подобному повороту, либо решил не рисковать и остановиться на том, что достигнуто:

«Керр отвечает, что он не высказывает такого пожелания и что он, Керр, берет его в Вашингтон по собственной инициативе. По приезде в Вашингтон он, Керр, позаботится о том, чтобы этот советский гражданин связался с Советским посольством».

Посол попросил и получил в подарок фотографии Сталина и Молотова с дарственными надписями. А под конец беседы «двух старых разбойников» возник вопрос, который, учитывая опыт их встреч, обойти было просто нельзя:

«Тов. Сталин спрашивает, не хочет ли Керр получить какое-либо вино в дорогу и если да, то какое именно.

Керр отвечает, что он был бы очень благодарен за это, и говорит, что он, как серьезный человек, предпочитает коньяк».

«Коньяк я оставил себе»

2 февраля 1946 года уже из Индонезии Керр писал Сталину, еще раз благодаря его за подарки:

«В канун моего отъезда из Москвы я получил подарки, столь любезно преподнесенные мне Вами. Икрой я поделился с лордом Луисом Маунтбеттеном в Сингапуре, т. к. он мне нравится. Его глаза заблестели, и он, как и все присутствовавшие генералы, начал превозносить Вас. Боже мой, сколько шуму они наделали из-за этой икры! Коньяк я оставил себе, чтобы выпить за Ваше здоровье в Вашингтоне, куда он уже, как я надеюсь, отправлен. К счастью, я не могу употребить в пищу великолепную шкуру барса. Она произвела на меня большое впечатление, и она, как и фотография (горячо благодарю Вас за надпись красным карандашом), будут мне постоянно напоминать человека, к которому я проникся подлинным уважением и любовью. Молодой советский массажист, действуя своими великолепными руками на моей спине, засыпает меня вопросами о чудесах и мишурных чарах тропиков, которые, кажется, нравятся ему так же мало, как и мне. Он обливается потом, т. к. здесь очень жарко и сыро. То же самое происходит и со мной. Каждый день он повторяет свое "пора вставать" с регулярностью часового механизма, как это он делал в Москве. Вот какова сила привычки!

За все эти вещи я хочу поблагодарить Вас самым искренним образом, так как я испытываю подлинное чувство благодарности за них, а еще больше — за дружеское отношение и внимание, которое Вы мне соблаговолили оказывать в течение моего четырехлетнего пребывания в Москве. Это навсегда останется у меня в памяти как нечто весьма прочное и драгоценное».

Но после приезда Керра в Соединенные Штаты произошли события, заставившие его немного иначе взглянуть на ценность главного полученного от Сталина подарка. На первой пресс-конференции на причале в Нью-Йорке он занервничал, неловко отвечал на вопросы журналистов и, видимо желая сменить тему, неожиданно сказал: «У меня есть русский раб, подаренный мне Сталиным». Это высказывание привлекло внимание не только прессы, но и ФБР, агенты которого очень заинтересовались Йостом и настоятельно советовали послу отправить советского гражданина обратно в СССР.

Против присутствия «русского раба» в британском посольстве в Вашингтоне возражали и его сотрудники. Рассказывали, что наиболее яро выступал против того, что советский гражданин разгуливает в посольстве где ему вздумается, первый секретарь посольства Д. Маклейн, он же агент советской разведки Гомер. Маклейн решил, что Йост прислан из Москвы, чтобы контролировать его, и пытался освободиться от этой обузы.

Положение Йоста стало особенно тяжелым, когда к послу решила вернуться его бывшая жена, которой, как утверждали злые языки, захотелось стать баронессой Инверчепел. Бывшие супруги решили вновь пожениться в поместье барона Лох-Эк в Шотландии, куда отправились в отпуск летом 1947 года в сопровождении Йоста. Причем возвращаться с ним в Соединенные Штаты супруги не планировали. Его было решено оставить в поместье.

«Я делаю из него фермера»

Довольно скоро оказался постоянным жителем поместья и сам барон. В новых политических условиях, когда отношения между Советским Союзом и Западом из прохладных становились все более холодными, большой друг СССР и Сталина не мог оставаться послом Великобритании в Вашингтоне, да и в британском МИДе. Ушедший в отставку Инверчепел переехал с женой в Шотландию. Но леди Инверчепел не понравилась холодная и дождливая шотландская зима, и, как говорилось в биографии барона, «при первой же возможности она вернулась в Штаты, и Инверчепел остался один в компании одного только Евгения Йоста и нескольких рабочих, занимавшихся лесом и фермой».

Барон понимал, что не вечен, и начал задумываться о судьбе своего «русского раба». 31 декабря 1948 года он отправил в Москву письмо Сталину, в котором писал:

«Вы, быть может, помните, что накануне своего отъезда из Москвы около четырех лет тому назад, когда я прощался с Вами в Кремле, Вы преподнесли мне 2 или 3 прекрасных подарка. Самым прекрасным из этих подарков был молодой советский гражданин, который в течение некоторого времени был моим слугой в посольстве. Он работал со мной в Вашингтоне, а теперь, когда я ушел в отставку и живу в своем поместье в Шотландии, я делаю из него фермера. Он проявляет большие способности к подобной работе.

Он стал для меня очень дорог, и я ни при каких обстоятельствах не хочу расставаться с ним до определенного времени

Ему 27 лет. Вы, безусловно, помните, что не так давно, когда нам с Вами было столько же лет, мы имели склонность позволять себе думать о любви. Его мысли теперь идут по тому же здоровому и нежному, но беспокойному пути. Он хочет сделать молодую советскую гражданку, ныне живущую в Москве, своей женой с тем, чтобы в соответствии с древней человеческой привычкой она разделяла с ним брачное ложе.

Поэтому я прошу Вас, дорогой Генералиссимус, допустить исключение из того правила, которое, насколько мне известно, теперь установлено, и разрешить ей присоединиться к нам здесь, дабы этот счастливый и благородный союз мог бы быть должным образом скреплен в Шотландии.

Этот молодой человек не имеет никаких иных намерений, кроме как быть хорошим гражданином СССР, причем он заверяет меня, что если этой девушке будет разрешено приехать к нему, он позаботится о том, чтобы и она оставалась хорошей советской гражданкой.

На это можно возразить, что если он ее любит, то может возвратиться к себе на родину и жениться на ней там. Я вполне понимаю этот довод. Но здесь я должен коснуться и своей роли в этом деле.

Этот молодой человек живет со мной уже свыше 4-х лет, и я привык к его лицу, к его манерам и к тому хорошему настроению, с которым он выполняет свою работу. Он стал для меня очень дорог, и я ни при каких обстоятельствах не хочу расставаться с ним до определенного времени. Но, когда это время наступит, я, конечно, буду готов отказаться от него, а вместе с ним и от той милой женщины, с которой он будет разделять свою постель; о ней я и ходатайствую.

Итак, я прошу Вас смягчить свое сердце (я хорошо помню, какое оно мягкое) и разрешить этот брак здесь, в Шотландии. Я приму меры к тому, чтобы он был должным образом отпразднован — с пищей, вином и брачным ложем. Прошу Вас благосклонно рассмотреть эту просьбу».

Сталин внимательно, отчеркивая заинтересовавшие его места карандашом, прочел письмо, но так ничего и не написал.

В 1949 году многоопытного дипломата, к его огромной радости, пригласили читать лекции в Соединенных Штатах, где большую часть времени проводила его жена. Но в июне того же года произошла странная история. После того как барон и Йост встретили в порту Глазго приехавшую на лето в Лох-Эк леди Инверчепел, произошла серьезная авария. Управлявший машиной Йост вылетел на перекресток на красный свет и столкнулся с грузовиком. Сам он отделался легкими травмами, а леди Инверчепел, которую долго не могли достать из искореженного автомобиля, неделю провела в госпитале. Повреждения барона показались не такими серьезными, как у его жены. Но вскоре он начал слабеть и угасать. О поездке с лекциями за океан речь уже не заходила.

5 июля 1951 года барон Инверчепел умер. Он упомянул в завещании Йоста, который, получив причитающуюся долю наследства, уехал из поместья и основал собственный бизнес. О его дальнейшей судьбе известно немного. Писали, например, что он открыл сеть точек общепита, женился на местной девушке и стал отцом девятерых детей.

Но абсолютно точно известно одно: в СССР он никогда не возвращался.

Евгений Жирнов