Дыра в анонимности, или Телеграм-патриотизм Дурова. Андрей Масалович | Кибердед
Найти выход из тупика непросто. Это всегда разрыв принятых шаблонов и ложных аксиом. Сегодня мы оказались именно в такой неоднозначной ситуации, когда стандартные методы себя исчерпали, не оставляя нам другого выбора, как только пересмотреть привычные клише. И это, возможно, шанс нащупать путь выживания и дальнейшего процветания. Думаю, мы все, как говорится, без иллюзий и понимаем, что помощи ждать неоткуда. Проблема комплексная, требующая прорывов как во внешней, так и внутренней политике. Одно без другого работать не будет. Все жестко взаимосвязано. Давайте попробуем прорубить брешь в прогнившем заборе устаревших стереотипов! Начать предлагаю с набившей оскомину пирамиды Маслоу
Предыдущее обсуждение фантастического сценария перехода власти от человека к всемогущему ИИ натолкнуло на интересные и смелые образы будущего. Заслуживает внимание предложенная одним из резидентов рубрики идея симбиоза био- и техногенных факторов прогресса. И это логично, так как между ними отсутствует пищевая конкуренция ввиду принципиально различной природы. При этом борьба за жизненное пространство остается базовым смыслом существования по банальной причине ограниченности ресурсов на планете.
Вероятно, продвинутые машины займут достойное место где-то на верхних этажах новых техно-социальных конструкций и у каждой будет своя «мясная гвардия». При этом людям, по большом счету, и не обязательно осознавать, кто реально ими управляет, так как вся административная надстройка может визуально сохранятся: национальное государство, лидеры, говорящие головы, которые в действительности являются марионеточными аватарами.
Да, эта дистопия очень напоминает сюжет «1984», но не только в негативном плане. Логика предельно проста – максимально снизить проявление человеческого фактора в управлении, так как он слабо предсказуем, нестабилен и тем самым очень опасен. Нас грешных раздирают страсти и соблазны. Почему бы не наделить машину правом задавать общественно-полезные поведенческие рамки, наставляя на путь истинный и благие дела? Другими словами, человек несовершенен, а задача ИИ – помогать и направлять, что невозможно без ограничений свободной воли. Так что даже несмотря на всю фантастичность, сценарий выглядит достаточно прагматичным.
Далеко не все, конечно, согласны с такой постановкой вопроса. Ни на минуту не затихает задорный голос гуманизма с непоколебимой верой в человека и бесконечный потенциал его совершенствования, даже несмотря на то, что сама конструкция стара как мир и терпела крах каждый раз, когда была основана на чистой пропаганде и попытке воспитания следующих поколений на базе идеалистических воззрений. Гедонистическая природа человека рано или поздно берет верх, что приводит к выхолащиванию ее цементирующей основы – пантеона общественных идеалов, без которых несущий остов неизбежно рассыпается.
Привет из прошлого. В этом контексте интересной (хотя и несколько наивной) выглядит альтернативная модель социо-дизайна от еще одного нашего резидента, получившая с его легкой руки трудно-артикулируемое название – альтруистократия. По мнению автора, система должна создавать «положительную, а не отрицательную селекцию при отборе людей наверх», а «воспитывать их должна жизнь». В качестве успешного примера приводится правило «партмаксимума», когда член партии не мог получать зарплату выше средней на предприятии.
Идея, вероятно, состоит в настройках иерархических фильтров, отсеивающих «меркантильный шлак», пропуская наверх только фанатичных служителей официальной идеологии. Вроде бы возникает обоюдо-выигрышная ситуация, когда и люди пребывают в эйфории собственной значимости, и система получает надежный (в то же время дешевый) управленческий аппарат. Но это только в теории, а на практике возникают серьезные проблемы с эффективностью. Романтики-идеалисты, как известно, деловыми качествам не обладают и добавленной стоимости не создают. А прагматичные технократы напрягаться за спасибо не станут. Получается, что такая система обречена на перманентный управленческий кризис и неизбежный развал, что, собственно, вышеупомянутый опыт «партмаксимумов» наглядно продемонстрировал.
Неожиданное подобие. Но даже несмотря на фундаментальные различия, оба эти подхода объединяет один важный принцип – трансцендентный характер мета-управления, то есть создание сверх-надстройки, на несколько порядков возвышающейся над уровнем базовых человеческих страстей. В первом случае это машинный интеллект, а во втором – идеология, но, конечно, не любая, а побуждающая к действиям ради чего-то за рамками себя любимого. Ведь существуют разные концепты – консьюмеризм, например, который, наоборот, базируется на потребительском безумии.
Фундаментальный конфликт. Эти рассуждения в очередной раз заставляют взглянуть на Мир сквозь призму дихотомии духа и бытия, как сущностного противостояния этих базовых начал, когда усиление идеологических форм неизбежно приводит к существенным поведенческим ограничениям и наоборот, что возвращает к заветной теме свободной воли, хотя многие считают ее надуманной.
Загадка самовосприятия. Зачастую может показаться, что мы совершенно произвольно принимаем те или иные решения, делаем какие-то выводы. Но так ли это на самом деле? Однозначного ответа, конечно, нет. В действительности мы находимся, мягко говоря, в неведении того, в какой форме работает наше сознание – субъектной или объектной. И полагаться на здравый смысл здесь совершенно бесполезно, так как он функционирует в замкнутой системе аксиом и выйти за ее пределы неспособен. То есть в лоб разрешить данную дилемму не получится, что недвусмысленно постулирует теорема Геделя о неполноте.
И снова здрасьте! В чем, собственно, состоит идея свободной воли? В том, что свершение любого абсолютно произвольного акта находится во власти человека. Но насколько это реально? Ведь еще Л.Н. Толстой красноречиво указывал на обусловленность любых действий человека какими-то внешними обстоятельствами. И с этим не поспоришь! Даже если решения спровоцированы сильными эмоциями (казалось бы спонтанно и непреднамеренно), то сразу возникает вопрос – насколько эти действия случайны? Ведь, не секрет, что безусловные реакции сводятся к конкретным нейро-физиологическим алгоритмам и поэтому очень предсказуемы. На этом, кстати, строятся все манипуляционные техники.
Математика бихевиоризма. Получается, что глубинная поведенческая природа априори предсказуема. Никому не под силу отключить эмоции, их можно только подавить. И эту задачу решает разум в чем, на первый взгляд, и проявляется свободная воля. Но это только кажется, так как сознание зиждется на мировоззрении (мораль, принципы, убеждения и т.д.) которое не рождается само по себе, а привносится из-вне – из культурной среды. Похоже, что поведенческий акт – это геометрическая сумма двух сил – эмоции (влияние природы) и убеждения (воздействие общества). Что перетянет, то и определит характер реакции.
Роковая ошибка. Нельзя исключать, что при создании своей знаменитой модели иерархии потребностей Абрахам Маслоу отталкивался от аналогичных выводов, но за исключением одного нюанса. В его системе координат природа всегда побеждает, что на поверку не является аксиомой, а лишь наиболее вероятным сценарием. При таком чрезмерном упрощении реальности (построенном на устаревшей модели так называемого рационального человека) возникают неприемлемые искажения, что ставит под сомнение состоятельность метода.
Возможно, такое описание вполне бы подошло для первобытного Хомо – плоть от плоти ответвления животного мира, но абстрактно-когнитивный скачок принципиально все изменил. Параллельно с пирамидой потребностей (желаниями плоти) выросло не менее величественное здание идеологических абсолютов (устремлений духа). И в таком сложном противостоянии происходит формирование поведенческих паттернов. Эти два начала несоизмеримы, так как имеют разную природу. Поэтому результат их внутренней борьбы непредсказуем.
В самом деле, даже в обычной жизни мало кто рискнет поручиться за ближнего (даже хорошо знакомого), не говоря уже про экстремальные ситуации, когда возникает конфликт «духа» и «тела», например, в виде выбора между шкурным интересом и высоким идеалом. Наверное первое сильнее, но как потом пережить позор, угрызения совести или бремя предательства?
А ларчик просто открывался. Но почему при всей своей неэффективности пирамида Маслоу все еще жива? Ответ лежит на поверхности – она построена на «очевидных» стимулах: «секс, наркотики, рок-н-ролл». И в этой притягательной простоте состоит непреодолимый соблазн манипуляционного управления, которое, бесспорно, местами бывает очень эффективным, но неизбежно наталкивается на мощное системное противодействие, порождая обратно-направленные общественные запросы. Знаменитый отказ швейцарцев от безусловного дохода является ярким примером такого «коллективного сумасшествия», то есть феномен «иррационального» поведения – не что иное, как проявление идеологической составляющей, вполне прогнозируемое в больших масштабах.
Запретная тема. Напомню, что это направление серьезно продвинул еще Л.Н. Гумилев в своей легендарной теории пассионарности, где, что важно, предметной областью выступает не отдельный индивид, а целая этно-популяция. И понятно почему. Человеческий фактор одновременно является как системным риском, так и мощным потенциалом, то есть на индивидуальном уровне образуется гигантская погрешность результата, связанная с априорной поведенческой неопределенностью. Методология масштабирования позволяет кардинально снижать эту энтропию, тем самым повышая управляемость в глобальных процессах и в очередной раз возвращая исследование в лоно социальной «термодинамики», жестко отторгаемое догматическими гуманитариями.
Задача минимум. Такая категоричность вызывает вопросы, так как логика больших чисел здесь очевидна и очень кстати. Колоссальный разброс индивидуальных признаков полностью нивелируется на гигантском социальном поле. И если удастся построить простую усредненную модель ментально-ценностного описания, то это позволит успешно прогнозировать реакцию той или иной группы (неважно: народа, нации, конфессии или субкультуры) на какие-то внешние возбудители. Останется просто наложить полученную функцию на социально-объективные факторы – средний возраст, гендерный состав, плотность населения, чтобы получить для конкретной общности поведенческий паттерн и профиль реакций на те или иные воздействия.
Чтобы было понятнее, о чем идет речь, рассмотрим простой пример, когда культурный код подавляет очевидные естественные драйверы. Казалось бы, чем моложе и беднее население, выше его плотность и доля мужчин, тем более агрессивной должна быть социальная среда. Так обычно и бывает, но не в Индии, где все эти факторы нивелированы уникальной пацифистской ментальностью.
Дуальный подход. В целом, думаю, идея ясна. Дело за малым – как выстроить рабочий профиль модели и все связать? И здесь необходимо выбрать наиболее значимые параметры, определяющие характер ментальности. По большому счету их можно свести к двум простым дихотомиям: индивидуализм-коллективизм и активность-пассивность.
Еще раз повторюсь, что все эта теория не имеет никакого смысла в контексте личностного психоанализа. Она применима только для социальных категорий. Мы в своей животной основе, безусловно, являемся эгоистами-гедонистами, что естественно. А на это уже накладываются культурные коды.
Если в их основу заложен коллективизм, это, конечно, не значит, что человек никогда не совершит ничего аморального, но при этом он понимает, что поступает неправильно, в то время как его визави из индивидуалистического общества не видит в этом ничего предосудительного. Эту дихотомию можно легко представить как столкновение советской и американской идеологических конструкций.
Активное мировоззрение (иногда его называют пассионарностью, что не совсем верно) заключается в постоянном движении, стремлении к доминированию и достижению каких-то амбициозных целей, даже через сакрализацию жертвенности, что порождает мощные градиенты, тогда как пассивная идеология наоборот стремиться к балансу и уходу от страданий.
Каждая дихотомия имеет свои особенности. Так, коллективизм воплощает структурную целостность, индивидуализм – гибкость, активность – движение, а пассивность – потенциал. Их пересечение формируют четыре квадранта, которые и определяют основные черты той или иной социальной группы.
Очевидно, советско-американское идеологическое противостояние можно охарактеризовать, как борьбу двух доминантных концептов, но с противоположными интегративными признаками (коллективизм vs индивидуализм).
Современная европейская лево-либеральная модель – классический пример пацифистского индивидуалистического общества с его аморфной разобщенностью. А тихую вариацию коллективизма лучше всего иллюстрируют многочисленные традиционалистские формации, по сути, сводимые к модели, которую правильно было бы назвать средовой, ввиду слабой реакции на внешние вызовы, но удивительной способностью под них подстраиваться и как-то эквилибрировать, избегая серьезных структурных изменений.
Интересно, может ли метальная модель меняться со временем? Да безусловно. И германское общество до и после II Мировой – яркое тому подтверждение. Его быстро переформатировали из крайне агрессивного в обычное пацифистское состояние. И здесь очень важно понять, какие ключевые факторы определяют профиль ментальной модели.
Драйверы. Что, например, пробуждает в человеке активную позицию? Безусловно, это как-то связано с допустимым уровнем агрессии в обществе, проявлением которого можно считать воинский культ, не боевых искусств, которые олицетворяют оборону, а именно сакрализация оружия, как доминантный символ. И это логично, так как с древнейших времен сам факт обладания оружием обеспечивал исключительные права и возможности.
Что же касается коллективистской морали, то здесь все намного проще, так как она легко выявляется по общепринятому отношению к феномену «халявы». которое, как правило, одинаково направлено как на себя, так и на других. Важен подход к распределению благ. Они ведь, как правило, создаются одними, а потребляются другими. Такая форма иждивенчества в той ли иной степени присутствует везде, что неизбежно. Но вопрос в том, насколько это приемлемо и в какой степени соответствует локальному понятию справедливости, которое может сильно варьироваться от банальной уравниловки до кастовой сегрегации.
Ментальный квадрант. Таким образом, глобальное социальное поле можно разделить на четыре сектора. Первый представляют наиболее агрессивные и динамичные индивидуалисты-атакеры, к которым с уверенность можно отнести обобщенный англо-саксонский Мир. Эти холеричные структуры очень дерзки, но непостоянны в своих начинаниях. Вторые – воплощение флегматично-навязчивой формы коллективизма, которая преобладают на пост-советском пространстве и мусульманском Востоке, Как говорится, долго запрягают. а потом не угомонить. И затем снова впадают в спячку. Третьи – интровертированные, зацикленные на себе, самовлюбленные нарциссы, наиболее ярко представленные в лево-либеральной Европе. И четвертые – огромная пост-колониальная среда, которая не формирует собственную повестку, а лишь приспосабливается к внешним воздействиям, пытаясь сохранять укоренившийся архаично-дремучий уклад.
Локальный срез. Важно, что данная классификация универсальна, с точки зрения применения к любым социальным группам. Достаточно правильно разнести признаки по дихотомиям, чтобы установить соответствующий сектор квадранта. А дальше можно с большой вероятностью спрогнозировать предпочтительную стратегию выживания.
Бойкие атакеры, подобно хищникам терпеливо выслеживают слабую жертву, чтобы наброситься и сожрать ее, но быстро ретируются в случае неудачи. Такой ситуационный подход характерен, например, для бизнес-структур – ничего личного, только бабки. Консервативные тихоходы медленно гребут к своей заветной стратегической цели, мелкими шажками, периодически садясь на мель и погружаясь в долгие рефлексии. В их мире (к которому можно отнести госструктуры и мощные корпорации) все глобально и основательно.
Слабо-иерархичные организации, построенные на принципе горизонтальных связей – это всегда локальные очаги либерализма, как например, молодежные субкультуры или продвинутые высокотехнологичные бирюзовые организации. Здесь базовый принцип – «не навреди!», а глубинный мотив – любыми способами избежать негативных последствий. А так называемый глубинный народ – это просто среда, которая вопреки утверждениям мистификаторов не оказывает вообще никакого влияния на происходящее, а лишь плывет по течению (задаваемому более активными группами), всячески пытаясь держаться привычного уклада.
Что дает это знание? На самом деле, достаточно много. Проводя ту или иную реформу и понимая, чьи интересы она будет затрагивать, можно с большой степенью вероятности предположить реакцию различных социальных групп. Так наведение этих тонких настроек способствует достижению ощутимых результатов, при минимальных усилиях и затратах.
Апробация. Несмотря на кажущуюся простоту метода, его применение пока не носит массового характера, за исключением, может быть, деятельности Московского правительства. Они, в отличие от федерального центра, вообще, не заигрывают с электоратом, понимая, что это пустая трата сил и времени, действуя жестко, зачастую бездушно, но четко и последовательно. Народ какое-то время ропщет, но быстро привыкает к новым правилам игры. Вероятно, это следствие распространения в столичных верхах (по слухам, конечно) «методологической ереси». Что ж, возможно… Пусть хоть где-то наконец возобладал «научный» (пусть и около-) подход. Важно то, что демонстрация хоть какой-то эффективности неизбежно приведет к дальнейшей вирусной экспансии.
В масштабе. А если наложить предложенную кальку на геополитическую карту в разрезе исторического конфликта по линии Запад-Восток, то нетрудно догадаться, кто в итоге окажется впереди планеты всей и на кого следует делать ставку. Не секрет, что стратегия всегда побеждает тактику по крайне мере в долгосрочной перспективе, что, безусловно, не исключает ситуационные флуктуации.
Хотелось бы вынести на обсуждение предложенную личностную модель (дополненную ценностной составляющей), а также разработанный на ее основе ментальный квадрант и методологию тонких настоек в управлению Надеюсь на живое обсуждение. Комментарии доступны на нашем новом телеграмм канале.
